«Я повернулся и начал метелить всех подряд». Он устроил побоище с болельщиками на трибунах НБА

Индиана НБА Детройт Баскетбол

Рон Артест рассказывает, как все было.

Автор: Рон Артест

Оригинал: «Без злого умысла: как парень из Квинсбриджа справился с улицами, с драками и с самим собой, чтобы стать чемпионом НБА»

В первом раунде плей-офф-2003 мы играли с «Бостоном» Пола Пирса. У нас был третий посев, но мы уступили в шести матчах, да еще и потерпели разгром в последней встрече на их паркете. Я был ужасно зол на нашу команду – мне казалось, что не все выложились так, как могли бы. Я всегда такие штуки принимаю близко к сердцу. Да, мы попали в плей-офф, но второй год подряд вылетели в первом раунде.

Я до сих пор помню это ужасное ощущение – мы стояли и смотрели, как «Селтикс» отмечают победу. Не так надо было завершать сезон. Мне нужно было побыстрее уйти с площадки, но когда я направился к туннелю, что-то ударило меня по голове. Я посмотрел вниз, но на полу валялись кучи мусора. Я не мог понять, что это было, но это что-то было довольно тяжелым, и я сразу же определил, откуда оно прилетело. Я повернулся и немедленно увидел парня, который бросил это что-то в меня. Было видно, что это именно он. Мы посмотрели друг на друга. Он выбрал самый худший момент для того, чтобы бросать в меня предметами.

Я сделал шаг вперед по направлению к трибуне, но тут меня схватили. Это было Мел Дэниэлс. Мел – легенда «Пэйсерс», который тогда работал с игроками. Он видел, что произошло, и хорошо понимал, о чем я думал тогда.

«Спокойно. Забудь об этом», – сказал мне он.

Но я не слушал, я хотел залезть на трибуны.

«Хрена с два», – ответил я.

Я оттолкнул его, но он был настолько сильный, что схватил меня в охапку и затолкал в раздевалку.

Мел сделал правильную вещь в тот день, и мне нужно поблагодарить его за то, что он предотвратил конфликт. В тот момент я еще не понимал, какие катастрофические последствия могут быть у подобного столкновения. Этот момент был предвестником того, что последовало дальше, но я не сумел увидеть предостерегающие знаки. Бомба должна была взорваться – это был вопрос времени.   

Большую часть межсезонья я провел, занимаясь музыкой. Я основал собственный звукозаписывающий лэйбл под названием Tru Warier и планировал в ближайшее время выпустить альбом. Возможно, я работал над музыкой слишком много – с моим лэйблом подписалась группа Allure, и то лето я провел в турах и помогал им продвигать их альбом, который должен был выйти в ноябре. Я делал все это и одновременно пытался тренироваться.

Моя жизнь вне баскетбола стала сплошным стрессом. Я все больше ругался с женой – я хотел быть женатым, но совершенно точно не был готов к этому. Все это давление преумножилось в октябре, когда умерла моя бабуля Хэтти, мать моей мамы. Мы были очень близки с ней, так что справиться с этим оказалось непросто. Хотя я и играл хорошо, я чувствовал, что измотан и психологически, и физически. Хуже всего то, что мои мысли были заняты совсем другим, а ведь сезон только начался.

Я думал не о том и поэтому попросил Рика Карлайла, чтобы он мне дал отдохнуть. Меня неправильно поняли, мягко говоря – просьба поступила в совершенно неуместное время. У меня не было права просить об этом, но, оглядываясь назад, я еще больше понимаю, что мне был необходим отдых. Я был совершенно потерян – пытался понять, что я за человек и куда я иду. Некоторые мои партнеры посчитали очень забавным, что я попросил о таком, но клуб так совершенно не думал. Говоря с журналистами, Рик сказал, что я ставлю под угрозу целостность команды, но не стал вдаваться в детали. Я пропустил два матча. Я просил о гораздо более ощутимом периоде, но ничего больше мне не дали. В итоге мы решили забыть обо всем и сосредоточиться на борьбе за титул.

Несмотря на мои личные проблемы, у нас все шло по плану, вплоть до 19 ноября 2004-го. «Пэйсерс» играли против «Пистонс» во дворце Оберн-Хиллс. За несколько дней до этого мне исполнилось 25 лет. «Пистонс» тогда были действующими чемпионами, и у нас была возможность доказать, что теперь пришло наше время. Игру показывали по общенациональному телевидению и предвкушали на протяжении всей недели.

У нас отсутствовали Реджи Миллер, Энтони Джонсон и Скотт Поллард. Ходили разговоры, что Бен Уоллес не будет играть. Он не участвовал в двух предыдущих матчах, так как его брат только что скончался из-за рака мозга. Но он все же появился.

Когда я вышел на разминку, то увидел, что болельщики подготовили специальные плакаты для меня. «Рон Артест – псих», «Рону Артесту нужен «Золофт». Я начал перешучиваться с ними, но когда началась игра, я уже был серьезен.

Мы быстро повели в счете. Я положил 17 в первой четверти.

«Детройт» не сдался. К четвертой обстановка стала накаляться: Рип Хэмилтон ударил Джамаала Тинсли локтем в спину, идя к кольцу, и получил неспортивный. Показалось, что он мстит за эпизод из предыдущего сезона, когда я ударил его самого локтем.

В четвертой четверти «Пистонс» совершили около десяти промахов подряд и потеряли шанс что-то изменить. За полторы минуты до сирены я получил мяч на дуге и пошел под щит – там меня встретил Бен Уоллес, который пихнул меня так, что я влетел в основание щита. Арбитры молчали. Это уже не имело значения, так как игра завершалась – за 45 секунд мы вели 97:82.

Стивен Джесон защищался против Бена Уоллеса, когда тот получил мяч в «посте». Стивен дал ему развернуться. Мне было наплевать на счет – я все равно сфолил бы на нем. Мы воевали на протяжении всего матча, и я не мог ему позволить набрать легкие очки. Я никогда не позволяю набирать легкие очки. Я попытался дотянуться до мяча и жестко сфолил на нем, но ничего криминального не было. Совершенно точно я не пытался нанести ему повреждение. Судья свистнул, и момент был заигран, но тут Бен врезался в меня и отпихнул меня, попав обеими руками в лицо.

Я не ожидал такой реакции и не хотел драться. Тогда я хорошо играл, у меня было много рекламных предложений. Я не хотел все это похерить, так что просто отошел от него. Но он продолжал лезть на меня. Обе скамейки вскочили на ноги – парни пытались нас разнять. Я не собирался ничего делать. Мне столько раз говорили, чтобы я избегал подобных ситуаций, когда они возникают, и именно это я и старался сделать в тот момент.

Многие считали, что никто из нас не должен был находиться на площадке к тому времени. Но так получилось, что у нас была короткая скамейка, а тренер «Детройта» Лэрри Браун позже сказал, что он не хотел подставлять своих резервистов и выпускать их на последние 45 секунд. Виноваты также и судьи – с течением времени фолы становились все жестче и жестче. К концу игры все превратилось в полнейший хаос.

Рашид Уоллес помогал сдерживать парней из «Пистонс». Я же хотел уйти подальше, так что направился к судейскому столику и прилег на нем. Я надел наушники, чтобы выставить все это в шуточном свете. Мне хотелось повеселить народ и показать, что вся эта заварушка меня не касается. Реджи Миллер не играл, но он подошел ко мне тогда, постучал мне в грудь и попросил успокоиться. Но я и так был спокоен. Полностью контролировал ситуацию. Не стал вступать в конфликт. Сделал все, чтобы избежать потасовки. Мне казалось, что инцидент исчерпан.

Некоторые парни продолжали выяснять отношения и пихаться. Стивен Джексон и Рип (а они дружили) смотрели друг на друга так, словно были готовы наброситься с кулаками. Тренеры и игроки обеих команд высыпали на площадку. Бен все еще бушевал. Он все пытался подобраться ко мне ближе и ближе. Он даже швырнул в меня повязкой. Я так и не понял, почему арбитры его не удалили. Так легко сейчас оглядываться назад и думать о том, что наша команда, «Питонс», судьи и даже болельщики могли бы сделать, чтобы предотвратить то, что случилось дальше. Но эмоции превалировали над разумом, и все развивалось слишком быстро.

По телевидению рассуждали о том, кто будет удален. Мое имя пока еще не упоминалось. Пока я лежал на судейском столике, один из парней в ложе прессы сказал мне: «Рон, не уходи никуда. Мне надо с тобой поговорить после матча».

И тут моя жизнь изменилась навсегда.

Синий пластиковый стакан диетической колы прилетел с трибуны. Он ударился мне в грудь и отскочил в лицо.

Ничего подобного со мной не случалось. Я был готов ко всему на площадке, но как только мне в лицо попал стакан, это перестало иметь отношение к баскетболу.

Честно говорю, что я не помню несколько секунд после этого.

Что я помню, так это то, что я стою на трибуне и бегу к парню, который, как мне показалось, бросил стакан. Я нагнал его и начал трясти его. Я не бил его. Просто орал: «Это ты сделал? Ты бросил в меня?»

Он повторял: «Нет, чувак! Нет!»

Оказалось, что он не врал. Я тогда этого не знал, но парень, которого я заломал, его звали Майкл Райан, не бросал стакан. Это сделал парень, который стоял рядом с ним – Джон Грин. За несколько секунд до этого Райан и Грин поспорили, что Грин не сможет попасть в меня диетической колой. Когда я бросился на трибуну, то увидел, что у Райана поднята рука в воздух, и подумал, что это сделал он, но он просто радовался за приятеля. Пока я разбирался с Райаном, Грин держал меня сзади.

Меня тянули в разные стороны, и в этот момент в меня попали еще одним стаканом. Стивен Джексон, последовавший за мной в толпу, разобрался с тем парнем. Мои одноклубники ломанулись за мной, чтобы схватить меня, и я увидел, что их дубасят болельщики. Позже я узнал, что брат Бена Уоллеса Дэвид был на трибунах и ударил кулаком моего партнера Фреда Джонса. Реджи и Чак Персон пытались увести меня. По дороге на площадку меня ударил со спины еще какой-то болельщик. Я повернулся и начал метелить всех подряд. В меня полетели стаканы. В тот момент я включил режим выживания.

В конце концов, я выбрался с трибун и вернулся на площадку. Тут ко мне подскочили еще два болельщика. Я зарядил одному из них – Эй Джею Шэклфорду. Он свалился и увлек за собой на паркет своего друга Чарли Хаддада. Не знаю, о чем они думали, выходя вот так вот на площадку. Это было тупо. Я хотел врезать ему еще раз с левой, но не смог – наступил в лужу из пива и льда и поскользнулся. Творился беспредел. Тут подбежал Джермейн, он попытался ударить Хаддада, но тоже поскользнулся и кулак попал по касательной в голову. Позже мы узнали, что за Хаддадом числится длинная история разнообразных инцидентов в Оберн-Хиллс и что один раз он угрожал вылить пиво на голову Яо Мину. Еще до потасовки в тот же день у него были неприятности с охранниками.

В итоге меня увел с площадки Уильям Уэсли (в нулевых один из самых влиятельных людей в НБА – прим. переводчика) – тогда он сидел на первом ряду. В середине всего этого хаоса ко мне подбежал полицейский с газовым баллончиком. Он уже собирался распылить его мне в лицо, как тут его схватил за руку Реджи и закричал: «Нет, нет, нет, не надо, мы его держим!». 

Я просто хотел уйти с арены как можно быстрее, но чтобы добраться до туннеля, нам нужно было пройти между двумя рядами болельщиков. Я думал, что нам придется прорываться с боем. Казалось, будто все в зале ходят добраться до нас. Это были обычные среднестатистические граждане, которые наверняка вели ничем не примечательные жизни, но в тот момент они все посходили с ума. Они не только бросали в нас пластиковыми стаканами. Они бросали монетами и целыми бутылками с водой. Чак Персон защищал мне лицо, потому что в меня бросали всем подряд. Джермейна едва не отоварили стулом. Нам буквально пришлось протолкаться в раздевалку. Вокруг не было никакой охраны, чтобы помочь нам. После такого не было и речи о том, чтобы провести последние 45 секунд игры. Арбитры дали отмашку, что встреча закончена – мы победили, но это уже не имело значения.

Мы добрались до раздевалки. Я присел там рядом со Стивеном Джексоном и Джамаалом Тинсли. Тогда я еще не осознавал значительность всего произошедшего. Я понимал, что все плохо, но в глубине души надеялся, что не так плохо. Я хотел, чтобы кто-нибудь подтвердил, что все еще может наладиться, и спросил: «Как думаете, у нас будут проблемы?» Стивен растерялся. Он на меня смотрел как на сумасшедшего.

«Не думаю, что у нас вообще будет работа после этого», – сказал он.

Напряжение было таким сильным, что Джермейн встрял в выяснение отношение с Риком Карлайлом. Нервы были на пределе. Возник конфликт между игроками и тренерами. У всех были синяки и порезы. Позже я узнал, что случайно травмировал комментатора радио «Пэйсерс» Марка Бойла. Я даже не помню этого, но, как потом оказалось, он пытался мне помешать залезть на трибуны. Я его снес с пути и сломал ему пять позвонков. Это было ужасно.

Пришли полицейские – они хотели меня арестовать. Я слышал, что они также пытались забрать Джермейна и Майка Брауна, но Джермейн отказался. Он не собирался идти с полицией после того, что случилось. К счастью, помощник тренера Кевин О’Нил провел меня втихую в автобус. Он не позволял никому и приблизиться ко мне. В итоге полицейские проследили, чтобы мы уселись в автобус и свалили оттуда.

Уровень безопасности в НБА очень высокий, но к такому никто оказался не готовы. На арене не хватило полицейских. В качестве охранников они использовали бабулек, которые просто получали деньги ни за что. У них не было ресурсов, чтобы остановить потасовку. Никто не ждал ничего подобного. Никто не предполагал, что какой-то ******* (больной на голову) ****** (чудила) будет бросать что-то с трибун. Большая часть болельщиков прекрасны. Некоторые, конечно, невыносимы, но я бы сказал, что 99 процентов из них – это хорошие люди, от которых не стоит ждать проблем. Ничего не имею против «Детройта» или их болельщиков, но они вели себя как отморозки тогда. Я не могу представить, чтобы в любом другом городе происходило то, что произошло там.

На следующей же игре НБА увеличила охрану вдвое, а сейчас уровень безопасности гораздо выше. Сейчас появилось множество «правил имени Рона Артеста». Болельщики должны проходить через металлодетекторы. Если игроки со скамейки заходят на полшага на паркет, то им выписываются дисквалификации. Они даже стали ограничивать размеры и количество алкогольных напитков, которые можно купить на стадионе.

Я был звездой в НБА. Я играл за легендарный клуб. Мы претендовали на победу в чемпионате и сражались с действующими чемпионами. Все было очень серьезно. И все пошло кувырком, и, к сожалению, одна из причин этого – мое решение отправиться на трибуны. Все произошло очень быстро. Я реагировал, совершенно не думая, но у этой реакции могут быть кошмарные последствия. Тогда я понимал, что меня следует наказать. Все, кто участвовали, должны были быть наказаны, но это была беспрецедентная ситуация. Ничего подобного никогда не было.

На протяжении всей игры на первом ряду стоял парень, который оскорблял меня и Джермейна. Он постоянно на нас орал. Но к таким вещам мы давно привыкли. На меня кричали болельщики. Меня освистывали. Но никто никогда в меня ничего не бросал. К этому я был не готов.

И совершенно точно я не был готов к тому, что произошло дальше со мной и «Пэйсерс».

Дэвид Стерн не тратил время даром. Он объявил, что Стивен, Джермейн, Бен Уоллес и я отстранены на неопределенное время. Он назвал все случившееся «шокирующим, отвратительным и недопустимым». Он обещал начать расследование. Лэрри Берд думал, что я пропущу 10 матчей. Когда он услышал, что Стерн намерен жестить, то подумал, что это будет 30 матчей.

Через день Стерн огласил детали. Стивен был дисквалифицирован на 30 матчей и потерял 1,7 млн долларов. Джермейн – на 25 матчей и потерял 4,1 млн долларов. Бен Уоллес отстранен лишь на 6 матчей (400 тысяч долларов). Я получил самую длинную дисквалификацию в истории – был отстранен до конца сезона-2004/05. Я пропустил 86 матчей и потерял 5 млн долларов. Стерн хотел, чтобы всем это послужило уроком.

Мне казалось, что весь мир меня ненавидит. Я потерял все спонсорские контракты. Никаких больше соглашений с производителями экипировки. Все рекламные ролики со мной пропали с телевидения. Все это было потеряно. Я чувствовал не страх, а скорее шок – все случилось очень быстро. Журналисты продолжали искажать ситуацию. Я читал заголовки, и согласно им, именно я начал потасовку. Было ощущение, как будто все медиа вступили в сговор против меня. Это разозлило меня. Даже сейчас, когда люди вспоминают ту историю, то говорят исключительно о том, что я полез на трибуны. Они не упоминают о том, что Бен Уоллес хотел подраться со мной. Они не пишут о том, что судьи утратили контроль над ситуацией и не стали удалять Уоллеса, что помогло бы избежать конфликта. Они не говорят о том, что Джон Грин бросил в меня диетической колой. Я принимаю ответственность за свои действия, но всю эту ситуацию инициировал не я, я только реагировал. Если лига не смогла контролировать болельщиков, не смогла помешать им попасть в меня стаканом, то чего она хочет от меня? Стоять там и молчать? Я просто не мог спустить этого вот так какому-то ***** (нехорошему человеку). Да идите вы на хер. Меня не так воспитали. Если бы я не мог постоять за себя в Квинсбридже, то меня бы съели там живьем. Если кто-то тебя бьет, а ты ничего не делаешь, то они будут делать это снова и снова. Они будут издеваться над тобой. Я даже не думал – я просто реагировал.

На следующий день после драки я стал гостем программы The Today Show Мэтта Лауэра. Причина, по которой я туда пошел – я собирался продвигать группу Allure. Я был и менеджером, и владельцем лэйбла. Они выпустили отличный альбом в стиле R&B. Прекрасные женщины. Замечательные голоса. Альбом выходил 23 ноября. Я инвестировал в этот проект много денег, но мой сезон завершился – и денег больше не было. Мне казалось, что я должен сделать хоть что-то. Мэтт Лауэр сказал, что позволит мне поговорить об этом. Он знал мою ситуацию, но как только я начал говорить о группе, он сделал вид, будто я не контролирую себя.

Отношения с прессой изменились. Раньше репортеры всегда подходили ко мне за историями и цитатами, ведь они знали, что я им все расскажу. Я еще не был полностью сложившимся человеком и не умел держать язык за зубами. Некоторые воспользовались этим после побоища. Я общался со многими парнями из медиа, но скоро обнаружил, что многие изображали, что дружат со мной, а затем говорили гадости за спиной.

Побоище закончилось судом. Я был одним из пяти игроков, которым предъявили обвинения в нападении и нанесении телесных повреждений. Также среди подсудимых оказались семь болельщиков, в том числе и брат Бена Уоллеса. Я признал себя виновным. Болельщиков, выбежавших на площадку, обвинили в незаконном проникновении. Парень, который бросил стул, был обвинен в совершении особо тяжкого преступления. Джон Грин получил 30 суток тюрьмы за то, что бросил стакан, из-за которого все началось. У него отняли абонемент и пожизненно запретили ходить на баскетбол. Участвовавшие в потасовке игроки получили по году условно, 60 часов общественных работ, штраф в 250 долларов и обязательство посещать консультации по управлению гневом.

Я не единственный, чья карьера пострадала тогда. Джермейн рассказывал мне, как тяжело ему было объяснять дочери, что произошло. Подозреваю, что она сама обо всем узнала. Знаю, что Стивен Джексон рассказывал о том, что после этого отношение к нему в лиге изменилось. Его стали воспринимать как головореза. Хотя он вовсе таким не был. Это не только чемпион НБА, но и один из лучших партнеров, которые только у меня были. Со Стивеном я играл совсем недолго, но он меня поддержал, он был первым, кто оказался на трибунах вместе со мной. Такую преданность не часто встретишь. Я понимаю, что им двигало, потому что я бы сделал то же самое для любого партнера. Если бы наши роли переменились, я бы не смог смотреть в зеркало, если бы не поддержал его. И все равно у него начались проблемы из-за того, что я сделал, и с этим сложно смириться.

Я был отстранен до конца сезона, но мне нужно было как-то пережить эту ситуацию. Как-то справиться со всем этим. Мартин Лютер Кинг и Малькольм Икс сталкивались и не с таким. Многие проходили через худшее, так что не собираюсь жаловаться.

При этом не буду отрицать, что расставание с баскетболом далось мне непросто. Я не показывал виду, но мне было тяжело находиться вдали от игры и от партнеров. Я ощутил себя как будто другим человеком. Я ни с кем не хотел общаться, так что проводил время в основном с детьми. Я отвозил их в школу и забирал. Посвящал время своему альбому. Занимался благотворительностью и стипендиями. Старался чем-то себя занять. Отдых пошел на пользу моему организму, но я очень хотел бы вернуться на паркет. Я посмотрел каждый матч «Пэйсерс». Иногда приходил на арену после домашних игр и общался с парнями.

Многие в лиге связывались со мной. Майкл Джордан пригласил меня в свой кабинет, это было круто. Шак был одним из первых, кто позвонил мне. Сказал, чтобы я не вешал нос. Это помогало. Мне звонили Элтон Брэнд, Ламар Одом, все те, кого я знал очень долго. Дрю Гуден вступился за меня на телевидении.

Лэрри Берд поддерживал меня и отклонил много предложений об обмене. Многие в лиге не могли понять почему, так как считали, что «Пэйсерс» тут же постараются разорвать отношения со мной. Эти люди считали меня проблемой. И я и на самом деле был проблемой тогда, но Лэрри признал, что я допустил ошибку и согласен двигаться дальше. Клуб уважал мою игру, отношение к делу, ценил, сколько сил я вкладываю на площадке. Я просто очень хотел победить, и Лэрри это понимал.

Без меня «Пэйсерс» провели приличный сезон. Парни прошли через очень многое. Джермейну и Стивену приходилось ездить на слушания в Детройт. Я слышал, что им приходилось получать разрешения на работу, чтобы сыграть в Канаде против «Рэпторс». Болельщики продолжали нас поддерживать, но все завершилось разочарованием. «Пэйсерс» с показателями 44-38 вышли с шестого места в плей-офф и уступили в полуфинале «Пистонс». Команда уже не была той же и смогла вернуться к борьбе за титул лишь к 2013-му. Парни говорили, что после побоища над клубом словно нависла туча.

Тот сезон был последним для Реджи Миллера в НБА. Я не знал об этом в начале года. Не думаю, что и «Пэйсерс» знали. Реджи планировал объявить об этом во второй половине сезона. Он имел возможность уйти с чемпионским перстнем. Та победа над «Детройтом» была символичной и показала наши возможности. Мы обыграли действующего чемпиона на их площадке. Мы доминировали. Мы доказали, что мы лучшая команда лиги. Но тут же все испортили. Я старался не перекладывать вину на себя, но мне все равно кажется, что я испортил последний сезон великой карьеры Реджи. Он сказал, что это не так, но просто Реджи таков. Он никогда не будет обвинять меня или говорить, что из-за меня не стал чемпионом, но я не могу не думать об этом.

Но я уже не мог ничего поменять, нужно было думать о следующем сезоне.

Я вел себя, будто ничего не произошло, хотя это, очевидно, было не так. Я начал сезон с наилучшими намерениями, но все быстро пошло под откос. Началось с того, что я повредил кисть. Это случилось в четвертой четверти с «Кливлендом», когда меня ударил Леброн Джеймс. Рентген не выявил перелома, но нужно было время на лечение. Одновременно выбыли Джермейн и Джамаал.

Когда я услышал, что «Индиана» хочет обменять меня в «Кингс» на Стояковича, я вышел из себя и брякнул в интервью Indianapolis Star, что не хочу играть у Рика Карлайла и что команда не дает мне раскрыться. Я хотел быть забивалой вроде Кобе, и если бы мне дали возможность, то я мог бы войти в топ-10 по результативности, а не быть просто отличным защитником. Я не думал, что мог бы делать это в системе Рика, так как не получал достаточно бросков.

Я также хотел, чтобы мне платили как игроку из топ-10 лиги. «Индиана» дала Джермейну контракт на 100 млн, а я тогда получал 40. Мне казалось, что я не получаю столько, сколько заслуживаю. Я ездил на Матчи всех звезд, я был лучшим защитником лиги. Но, видимо, тебе не платят за усердие и защиту. Нужно забивать. Учитывая мой дешевый контракт, я понимал, что «Индиана» легко меня обменяет. Я хотел бы отправиться в «Никс» и тогда еще рассуждал о том, что мог бы пойти в «Кливленд» и играть вместе с Леброном. Хотя, конечно, дело не только в том, что мне нужно было чаще получать мяч и больше денег.

То давление, которое я ощутил после драки в Детройте, никуда не делось. Если честно, я не хотел возвращаться туда в форме «Пэйсерс». Я очень боялся того, что что-то может произойти и в пылу момента я опять наделаю глупостей. Мне не следовало просить об обмене, но я хотел начать все заново и посмотреть на свою карьеру со стороны. Я все еще не обрел психологической стабильности. Даже если бы «Пэйсерс» дали мне максимальный контракт, не думаю, что у меня бы получилось там. Я чувствовал, что там никуда не денусь от своего прошлого. У меня накопилось слишком много багажа. Какая-то часть меня хотела завершить карьеру и бросить все.

Лэрри Берд и Донни Уолш узнали о том, что я требую обмена, из новостей. Я не подошел к ним лично, и меня оштрафовали на 10 тысяч. Донни решил, что не хочет, чтобы я дальше тренировался с командой. Он считал, что я порчу атмосферу – так оно и было. Они устали от меня, и я не могу их винить. В начале декабря 2005-го меня вывели из состава, а фронт-офис пытался договориться об обмене.

Некоторые парни обиделись на меня из-за того, что я сказал, что хочу обмена. Им казалось, что они заступались за меня, поддерживали меня после драки, а теперь я их бросаю. Я ни о чем не предупреждал их и не объяснял свою позицию. Они были правы. Я бы очень хотел вернуться в прошлое и вместе с Джермейном, Стивеном, Джамаалом и Джеффом Фостером сделать то, что мы должны были сделать. «Индиана» – то место, где я хотел бы завершить карьеру.

Я вел себя непрофессионально, я все испортил. Жаль, что я не могу все это изменить.

Фото: Gettyimages.ru/Jonathan Daniel, Lisa Blumenfeld; en.wikipedia.org/Kevin Ward; Gettyimages.ru/Ronald Martinez, Tom Pidgeon (5,6,8), Robert Laberge, Chip Somodevilla (9,11); REUTERS/Rebecca Cook; Gettyimages.ru/Elsa, Doug Benc

Источник: http://www.sports.ru/

spacer

Оставить комментарий